Любое исследование, основанное на дневниках жителей блокадного Ленинграда, всегда будет находиться в тени «Блокадной книги» (1977–1982) Алеся Адамовича и Даниила Гранина, но это не значит, что современные историки, филологи и социологи не продвинулись в этой области дальше. Для одних дневники — источник по изучению «блокадной этики», слухов и стратегий выживания, для других — самоценный артефакт письма и особый жанр, для третьих — «место памяти», объект архивации и канонизации в советской и российской культуре. Сегодня, когда сотрудникам «Прожито» известно более 600 блокадных дневников (колоссальное количество в сравнении с любым другим периодом!), историки и архивисты медленно, но верно приближаются к «абсолютному архиву» — сверхсвидетельству блокадных эго-документов, в которых право на голос получают все, вне зависимости от возраста, гендера, профессии, социального положения и опыта, — от ленинградского подростка, известного поэта или ученого до многодетной матери, могильщика и пламенного большевика. Книги в этой подборке позволяют иначе посмотреть на природу блокадного дневника и всерьез разобраться в новых подходах к его изучению.

Никита Ломагин. Неизвестная блокада. СПб.: Издательский Дом «Нева». М.: ОЛМА-ПPECC, 2002.

«Неизвестная блокада» историка Никиты Ломагина — одна из самых значительных книг о блокаде Ленинграда, написанная после «архивной революции», когда исследователям советского периода и Великой Отечественной войны стали доступны многие источники, пролившие свет на «темные» места военной истории. В этой книге Ломагин обращается к проблеме политического контроля в блокадном городе, влиянию советской и немецкой пропаганды, а также массовым настроениям ленинградцев. Автор вводит в оборот многочисленные документы из архива УФСБ и блокадные и военные дневники, в том числе известный сейчас дневник художницы Анны Остроумовой- Лебедевой. В приложении к своей книге автор также впервые публикует дневник Лидии Осиповой, одно из самых ценных и редких свидетельств об оккупации пригородов Ленинграда (включая Пушкин и Павловск). «Неизвестная блокада» показывает, что дневники блокадников — это не только исторический источник о гуманитарной катастрофе, но и источник о политических представлениях ленинградцев о себе, о захватчиках и власти.

Cynthia Simmons and Nina Perlina. Writing The Siege of Leningrad: Women’s Diaries, Memoirs, and Documentary Prose. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2005

В середине 2000-х гг. американские славистки Синтия Симмонс и Нина Перлина (сама ребенком пережившая блокаду в Ленинграде) стали первопроходцами, проблематизировавшими дневники, воспоминания и документальную прозу блокадных женщин как источник о трансформации гендерного порядка в осажденном городе, где многих мужчин — отцов, мужей, братьев и сыновей — ждала мучительная гибель. Как пишет историк Марина Лоскутова, «составительницы все время балансируют между двумя подходами — между социальной историей повседневности блокадного Ленинграда и анализом репрезентации блокады Ленинграда и его жителей в женском автобиографическом нарративе» . Cами Симмонс и Перлина говорят, что эта книга о том, как «всеобъемлющая ответственность ленинградок, общественная и частная, повлияла на традиционное понимание войны и блокады в той же мере, в какой... они повлияли на их собственную женскую идентичность» . Предваряемая теоретическим введением о конструировании женского «Я» в эпоху военной и гуманитарной катастрофы, основная часть книги представляет собой собрание дневников и воспоминаний Любови Шапориной, Анны Остроумовой-Лебедевой, Ольги Фрейденберг, Веры Милютиной, Елены Мартилла и многих других свидетельниц ленинградской катастрофы.

Сергей Яров. Блокадная этика: представления о морали в Ленинграде 1941–1942 гг. Изд. 4-е. СПб: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2021

«Блокадная этика» (впервые издана в 2011 году) историка Сергея Ярова, умершего в 2015 году в возрасте 56 лет, — это безусловная классика современной историографии о блокаде Ленинграда, жизни и смерти мирного населения во время Великой Отечественной войны. Выдержавшая четыре издания и переведенная на английский язык, по своей пронзительности эта книга достигает, а иногда и превосходит свою предшественницу — «Блокадную книгу», в которой Гранин и Адамович (как и Яров впоследствии) изучали «мучительные проблемы... нравственного порядка», когда «иные мерки возникали для понятия доброты, подвига, жестокости, любви», а «отношения мужа и жены, матери и детей, близких, родных, сослуживцев» подвергались «величайшему испытанию». Опираясь на дневники, письма и воспоминания блокадников, Яров пишет историю изменения моральных норм в Ленинграде «смертного времени» осени 1941 — весны 1942 года, показывая, как понятия о чести, милосердии, справедливости, родственных чувствах деградировали или, наоборот, кристаллизовались, влияя на появление помогавших блокадникам выжить новых солидарностей соседей, близких, родных и коллег. Невыносимое и обязательное чтение о том, как в условиях катастрофы любой человек может и сохранить себя, и спасти других, и превратиться в настоящее чудовище, и о том, как дневник становится местом, где блокадник контролирует себя и наблюдает за самим собой.

Владимир Пянкевич. Люди жили слухами: неформальное коммуникативное пространство блокадного Ленинграда. СПб.: Владимир Даль, 2014

Марк Блок заметил, что именно во время войны «интересней всего проследить, как создавались слухи» , когда дефицит информации, недоверие к ее официальным источникам и доверие к рассказам ближнего создают поистине средневековый мир домыслов и фантазий. Блокадный Ленинград с его фатальным информационным голодом — не исключение. В своей книге Владимир Пянкевич, известный историк блокады, обращается к дневникам ленинградцев, чтобы реконструировать «неформальное коммуникативное пространство» блокады, в котором участвовали сотни тысяч (если не миллионы) простых граждан, каждый день обмениваясь слухами и неформальными известиями дома, на работе, в очередях за хлебом и на толкучках. Надежда и отчаяние, поиск и неизвестность, самоубеждение и разочарование, когда невероятный слух не становится реальностью, — описывая неформальную коммуникацию и связанные с ней эмоции жителей осажденного города, Пянкевич приходит к простому, но от этого не менее новаторскому выводу: в условиях блокады верная или неверная информация имела такое же жизненно важное значение, как кусок хлеба и взаимовыручка близких, и непосредственно влияла на стратегии выживания ленинградцев и само выживание.

Alexis Peri. The War Within: Diaries from the Siege of Leningrad. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 2017

В 2017 году книга американского историка Алексис Пери «Война внутри: дневники блокадного Ленинграда» вызвала в России скандал, даже не будучи переведенной на русский язык: по мнению ряда депутатов и общественных деятелей (не читавших, кстати, ни одной страницы из книги Пери), излишним вниманием к страданиям и выживанию авторов блокадных дневников западная исследовательница умалила подвиг и героизм блокадного Ленинграда. Справедливости ради стоит заметить, что Пери уж точно не написала о тех ужасах блокады, о которых Гранин и Адамович писали еще сорок лет назад, но стала автором книги, которая впервые так пристально обратилась к блокадному дневнику не как к историческому источнику, а как к артефакту письма со своими жанрами и способами описания субъекта блокады. Именно дневники помогали авторам справиться с кризисными изменениями, преодолеть или хотя бы стабилизировать хаос и неизвестность военной повседневности с ее мобилизациями, эвакуацией и бомбардировками, когда «борьба за жизнь становилась, по большей части, борьбой за понимание... и за организацию порядка». Функции и прагматики дневника, трансформация представлений о семье и доме, иерархия голода и распространение медицинского дискурса о телесности и дистрофии (здесь работа Пери сближается с выдающейся книгой о биополитике сталинского языка в 1930–1940-е гг. — «Блокадой в слове» Ирины Сандомирской) — вот те проблемы, которые рассматриваются в книге Алексис Пери на примере множества блокадных дневников и других свидетельств.

Polina Barskova. Besieged Leningrad: Aesthetic Responses to Urban Disaster. DeKalb, Illinois: Northern Illinois University Press, 2017

В намечающемся «пространственном повороте» в изучении блокады «Осажденный Ленинград: эстетический ответ на городскую катастрофу» Полины Барсковой точно будет в списке главных теоретических вдохновений. Известный исследователь блокады, поэт, Барскова обращается к репрезентациям городского пространства, объединяя визуальные и литературные исследования травмы и историческую урбанистику, задаваясь вопросом, кто и как создавал пространственные репрезентации блокады как «пространства военного, политического и социального кризиса». Помимо дневников как важных свидетельств телесного и пространственного мироощущения блокадников, Барскова привлекает обширный визуальный (документальные фильмы, почтовые открытки) и литературный материал (от стихотворений Ольги Берггольц и прозы Лидии Гинзбург до сценария «Город в кольце» Григория Козинцев и Леонида Трауберга и романа «Блокада» Анатолия Дарова), показывая, как жители Ленинграда текстуализировали опыт движения, телесности и зрения в условиях голода, отсутствия света и тепла в полуразрушенном городе, где оставалось место и для блокадного письма, и для чтения. Неординарная работа, меняющая представление о восприятии блокадного городского пространства — книга, напоминающая о том, что блокада всегда происходила где-то.

Jeffrey K. Hass. Wartime Suffering and Survival: The Human Condition Under Siege in the Blockade of Leningrad, 1941-1944. Oxford: Oxford University Press, 2021

«Военное страдание и выживание» американского социолога, историка и экономиста Джеффри Хасса — это глоток свежего воздуха для читателей, которым хотелось узнать, как анализировать блокадные дневники с точки зрения социологии. Пользуясь концепцией Пьера Бурдье, Хасс рассматривает «поле власти», «поле труда» и «поле близости» в блокадном Ленинграде. Как изменились советские институты и нормы в условиях блокады? Как гендерные и классовые различия — мужчин, женщин, детей, рабочих, служащих, коммунистов — влияли на практики выживания блокадников и наоборот? Каким образом горожане обращались к «блокадным теодицеям», наделяя смыслом свои страдания и создавая новую ленинградскую идентичность, которая отделяла их от остальной «советской нации»? Анализ дневников с точки зрения социолога позволяет пересмотреть природу советского выживания, страдания, сопротивления, институционального коллапса и агентности конкретного блокадника, которую Хасс называет «трагической». «Если у этой работы и есть главная идея, заключенная в одном предложении, — пишет автор, — то вот она: выживание — это трагическое напряжение между материальными потребностями физического сохранения и символической потребностью быть человеком. <...> Эта книга объясняет, как оно происходит» .

«Я знаю, что так писать нельзя»: Феномен блокадного дневника / сост. А. Ю. Павловская, науч. ред. Н. А. Ломагин. СПб: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2022

Сотрудникам Центра изучения эго-документов «Прожито» Европейского университета в Санкт-Петербурге, как уже было упомянуто в тексте этой подборки, известно более 600 блокадных дневников — целый цифровой архив свидетельств блокады Ленинграда от первого лица. Некоторые из этих дневников, которые никогда не были бы найдены, расшифрованы и опубликованы без помощи дарителей, редакторов и волонтеров, Центр публикует и в «бумажном» виде, предлагая новые подходы к изучению блокадных эго-документов. По задумке составителей «блокадной серии» «Прожито» — историков Анастасии Павловской и Алексея Павловского — каждый том основывается на той или иной историографической проблеме. В первом томе «Я знаю, что так писать нельзя», составленном Анастасией Павловской под научной редакцией известного историка блокады Никиты Ломагина, авторы обратились к самому феномену блокадного дневника как исторического источника и артефакта письма, а также предложили новый подход к его изучению в русле memory studies, анализируя, какое место блокадный дневник занимал и занимает в структуре культурной памяти о блокаде, став к 2022 году неотъемлемым «местом памяти» о ленинградской катастрофе, которое на протяжении многих десятилетий подвергалось сложным процессам архивации и канонизации в советской и постсоветской культуре. Следующий том «блокадной серии» «Прожито», выход которого запланирован на осень этого года, будет посвящен не менее драматичной и актуальной теме — эвакуационным дневникам ленинградских беженцев в 1941–1944 годов, здесь составители планируют показать «сценарии выживания», то, что определяло материальные и психологические стратегии выживания блокадников, оказывавшихся на чужой земле порой за тысячи километров от родного города.

8 книг о дневниках блокадного Ленинграда