В 1947 году молодой писатель Юрий Нагибин опубликовал в сатирическом журнале «Крокодил» фельетон под названием «Художественная травма». Его герой, восьмилетний мальчик, погружается в состояние горячки и теряет дар речи в результате довольно печальных обстоятельств. Родители дарят ему билет на оперу «Снегурочка» в Большой театр, куда он отправляется с двоюродной сестрой и становится свидетелем самых истерических и хулиганских проявлений культа звезды советской оперной сцены Сергея Лемешева — от неистовств в зрительном зале до преследования артиста после спектакля.

Страница журнала «Крокодил» с фельетоном Юрия Нагибина

Показывать масштабы общественного бедствия через его влияние на детей — сравнительно привычная практика, особенно в Советском Союзе. Так, в 1945 году «Комсомольская правда» пишет о восьмикласснице Инне В., в столь юные годы уже подверженной влиянию болезненного культа, и здесь мы сталкиваемся все с теми же его признаками: девочка срывает голос в зрительном зале, поджидает кумира (в этом случае не названного) у выхода из театра и даже караулит у его собственного дома.

Неправильное поведение в театре и неправильная любовь к советской опере обличались в советской печати начиная с конца 1930-х и на протяжении 1940-х годов, высмеивались в кино (пару эпизодов из фильма «Воздушный извозчик», например этот, можно считать экранизацией любого из фельетонов о поклонницах оперного певца) и на театральной сцене (в сатирическом театральном номере «У актерского подъезда» появлялась поклонница Ивана Козловского, охрипшая после того, как съела снег из-под его ног).

Все это позволяет судить о размахе и характере самого явления: культ оперных теноров (в особенности Лемешева и Козловского) на протяжении двадцати лет был значимым фактом советской культурной жизни и подразумевал определенные формы поведения. Пародийное и сатирическое изображение «лемешисток» и «козловитянок» даже сквозь нравоучения и гротеск дает нам возможность увидеть подлинного советского зрителя/слушателя, любившего искусство так, как он хотел и мог, а не так, как предписывала официальная культура. Это особенно ценные сведения для историка того периода, когда поклонникам артистов было доступно мало возможностей прямо и публично говорить о себе.

Фрагмент страницы книги о Большом театре СССР

Лишь спустя десятилетия будут опубликованы воспоминания и дневники, представляющие точку зрения поклонников. К тому времени уже известный писатель, Юрий Нагибин неоднократно расскажет в различных текстах и выступлениях о том, как в детстве любыми путями, в том числе незаконными, проникал на спектакли с участием Лемешева, и вообще сделает очень многое для канонизации знаменитого тенора. На следующий день после смерти Лемешева, 29 июня 1977 года, он запишет в дневнике: «Теперь я буду слушать мертвого Лемешева. Ни от кого не было мне столько счастья, сколько от него. И не будет. И хочется пожаловаться маме, которой, представьте, тоже нет».

* * *

Мог ли феномен поклонения артисту приобретать материальные формы, пригодные к длительному хранению? В архиве Центра «Прожито» находятся документы 1940-х — начала 1950-х годов, позволяющие увидеть, как представители сообщества поклонниц воспринимали и описывали себя сами, как они выстраивали образы своих кумиров и в какие контексты их помещали. Часть фонда — четыре произведенные вручную книги в твердых переплетах: текст в них напечатан на пишущей машинке, на многих страницах вклейки — вырезки из советских газет и журналов. Одна книга посвящена Сергею Лемешеву, вторая — Большому театру 1940-х годов, третья — сборник фотографий и довольно легкомысленных стихов об отдыхе группы женщин в Крыму, четвертая — сборник цитат из текстов зарубежных авторов, посвященных разным аспектам любви и половой жизни.

Книга о Сергее Лемешеве из архива «Прожито». 1940-е – начало 1950-х годов

Книга о Большом театре из архива «Прожито». 1940-е – начало 1950-х годов

Сборник из фонда «лемешисток» в архиве «Прожито». 1940-е – начало 1950-х годов

Как создавались документы и кому они принадлежали, мы не знаем. Можно только предположить, что их созданию предшествовал сбор материалов — возможно, были и рукописные черновики. Каждая книга — это итоговый свод материалов, определенным образом структурированный, снабженный атрибутами «настоящей» книги (оглавление и пронумерованные страницы). Сейчас почти невозможно понять, в какой степени книги отражают процесс коллективного творчества и отбора материалов. Впрочем, господствует здесь скорее принцип анонимности, или же ситуация такова, что в среде, где эти материалы распространялись, и так все хорошо знали друг друга. Возможно, некоторые из этих книг выполняли функцию своего рода фэнзинов и действительно могли предназначаться для демонстрации, обсуждения и распространения внутри сообщества со строго очерченными рамками. С другой стороны, аналогичные документы, представленные на выставке «Сергей Лемешев. Кумир и его время» (Музей Москвы, 2022 год), поклонницы дарили самому Лемешеву. Противоречили ли друг другу два этих способа распоряжаться книгами — неизвестно.

Фотоальбом, посвященный актеру Евгению Самойлову из архива «Прожито». 1940-е – начало 1950-х годов

Кроме самодельных книг, фонд содержит два фотоальбома, посвященных киноактеру Евгению Самойлову. Об одном из них мы уже писали. Во втором собраны фотографии Самойлова — портреты и кадры из фильмов с его участием, некоторые с автографом самого актера.

Этой публикацией мы открываем серию материалов об архиве «лемешисток», хранящемся в фондах Центра «Прожито», и о самом феномене почитания советских оперных певцов. Как в «фанатских журналах» отобраны материалы? Как их создатели обращались с официальным советским языком? Как авторы дневников писали о культе Лемешева и Козловского? Обо всем этом мы будем рассказывать в дальнейших публикациях.

«Лемешистки» и «козловитянки»: феномен почитания оперных певцов в СССР