В Издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге вышел новый сборник книжной серии «Прожито. Глазами подростков» «„Хочется жить во всю силу...“: Дневники подростков оттепели». Этим текстом мы начинаем знакомство с авторами дневников, вошедших в сборник.

Автор этого дневника родился 7 января, его фамилия — Архиреев. Человек с такой фамилией мог бы стать персонажем классического рассказа: нравоучительного, как у Толстого («Лев Толстой — детям»), или сатирического — в нем Чехов высмеивал бы пороки духовенства. Однако Виктор Архиреев родился в 1944 году, когда этот культурный код уже почти никем не считывался. В ноябре 1961 года автор дневника напишет о героях телевизионной пьесы:

Какие это чудесные люди. „Дай бог“ им дожить до коммунизма.

Насколько комично это выглядит для современного читателя, настолько серьезно это писал Архиреев — можно даже сказать, что в этой фразе отражается весь настрой его дневника (во всяком случае — подростковой его части).
Виктор Архиреев родился и вырос в деревне Язвица (в Калининской, а ныне — Тверской —области). Поскольку школа в Язвице была только начальная, в средних классах он ежедневно ходил учиться в село Никольское в пяти километрах от дома. Позднее жил в интернате в селе Кушалино (и там же снимал комнату в доме вместе со своей сестрой, которая в Кушалино работала), где и окончил десятый класс. В дневнике и последующих «воспоминаниях» (написанных в 2013 году) Архиреев постоянно «путешествует», но путешествия эти обычно не выходят за пределы района. Поэтому сама идея сельского школьника поступать в МГУ кажется более чем неожиданной.

Первые страницы публикации дневника Виктора Архиреева в сборнике «„Хочется жить во всю силу...“: Дневники подростков оттепели»

В дневнике происхождение Виктора Архиреева почти ничего не выдает — неуклюжесть некоторых речевых оборотов можно списать на общую «негуманитарность» автора. Однако из воспоминаний мы узнаем, что до школы мальчик «не знал ни одного русского слова». Архиреев — этнический карел, проживающий в так называемой Тверской Карелии. И дневник, и воспоминания ничего не рассказывают об этой стороне идентичности автора — лишь однажды упоминается конфликт, который с большой натяжкой можно назвать этническим: все-таки больше это похоже на мальчишеское деление территории. Архиреев на бумаге — не карельский и даже не деревенский, он — советский школьник, строящий себя сам.

Паттерн непрерывного саморазвития и самовоспитания, конечно, не чисто советский: авторы знаменитых дореволюционных дневников Мария Башкирцева и Елизавета Дьяконова тоже обещали себе стать лучше и описывали, как именно. Современные эго-тексты на разнообразных платформах также пестрят обещаниями самому себе, а планирование занимает в играет в них основную роль. В чем же отличие? Виктор Архиреев искренне верит в коммунистическое будущее. И он его строит — как умеет, как понимает. Это становится понятно не сразу — сначала в глаза бросаются странности поведения автора. Например, тот факт, что он встает рано даже в каникулы. Литературных героев, например, Рахметова из «Что делать?», превращает не просто в образец, но в систему для подражания. Что интересно, Архиреев не просто строит планы: он их воплощает. Вот пример одного школьного дня:

Встал в 4 утра. Выучил уроки. <...> Вечером дочитал роман «Мать». И затем стал изучать историю СССР для вузов паралельно школьной программе, пришлось разобрать 60 страниц. Лег спать в 9 часов.

Кажется, что вездесущая прокрастинация обходит Архиреева стороной — он учится в темпе и с воодушевлением Мартина Идена. Примечательно, что эту книгу Лондона он, судя по дневнику, прочитает только в 1967 году — через восемь лет после первой дневниковой записи. У Идена, конечно, несколько иные мотивы. Да и результат в реальной жизни Архиреева иной. Читатель рано или поздно заметит нестыковку — каждый вечер автор учит уроки, а на следующий день получает то тройки, то четверки, то вовсе отказывается отвечать. В «Воспоминаниях» Архиреев упомянет о трудностях с гуманитарными науками (что вполне объясняется русским как иностранным), но из дневникового текста складывается впечатление, что учеба в целом давалась ему непросто. Вряд ли в сельской школе были особо высокие требования. Впрочем, Архиреев систематически трудится (или пытается заставить себя трудиться), потом получает посредственные оценки и принимает это как данность. Ситуация выправится к окончанию школы — однако история с МГУ, ставшая — неуклюжий каламбур — особой страницей в дневниках, толком так и не сбудется. С первого раза он не поступит (что, кстати, тоже примет как данность), а когда все-таки поступит — уйдет сам. В «Воспоминаниях» это решение объясняется трудностями с высшей математикой. В дневнике причина более эксцентричная: программа биофака МГУ мешала полноценно заниматься физкультурой и спортом. Нельзя сказать, что Архиреев грезит о профессиональной спортивной карьере — тем более, что с подросткового возраста у него есть проблемы со здоровьем. Скорее, работа над своим телом входит в комплекс самовоспитания (наряду с желаниями приносить пользу обществу и полететь в космос, которые, по мнению автора, друг другу мешают).

Архиреев, конечно, не только учится, но и работает — послевоенная сельская жизнь без этого невозможна. В двух тетрадях можно насчитать порядка тридцати видов работ, которыми он занимался. Среди них, например, работа в кузнице, кровельные работы, плотницкие... Труд сменяется отдыхом: юный Архиреев сочиняет частушки, посещает драмкружок, работает над школьной газетой и изучает созвездия — все это помимо традиционных футбола и кино. Кино, кстати, Архиреев посещает регулярно и записывает в дневник небольшие рецензии, иногда полемизируя с авторами или героями фильмов.

Ученики Кушалинской средней школы. Фото из архива семьи Архиреевых

Архиреев старается быть политически грамотным — насколько это возможно в глубинке. И хотя в основном его старания направлены на борьбу с ветряными мельницами мещанства в его окружении, он следит и за мировыми событиями. Так, например, он отзывается о выступлении Хрущева в ООН:

Вот это — человек, болеющий за будущее человечества, самоотверженный и подлинный борец за мир во всем мире. Даже не знаю, как и отозваться о нем: гигант — мало и неточно, это — второй Ленин, но у него нет ленинской настойчивости.

Поскольку наш герой все-таки вольный карел, иногда у него пробиваются мысли, идущие вразрез с официальным курсом.

Несправедливость положения в колхозе (в материальном отношении) я заметил и почувствовал давно, года 2 назад. <...> (В колхозе члены не получают в основном ничего, так себе — подачки. <..>) У колхозника не остается свободного времени для удовлетворения культурных потребностей. Я мечтал начать борьбу против этого два года назад, но тогда надо было учиться.

Читая это, сначала невольно вздрагиваешь от тревоги за автора дневника, потом вспоминаешь, что годы эти, как принято говорить, были относительно вегетарианские. И сразу же замечаешь характерный «почерк» будущих шестидесятников: автор собирался и даже мечтал бороться против существующей несправедливости. Несправедливость, таким образом, уже можно признавать — но как пространство для развития, фронт работ. Оттепельная молодежь сначала мечтала о такой борьбе, затем, в ряде случаев, ее вела, а потом наступало разочарование. При всей строгости дневника Архиреева и опасениях за автора надо признать, что современного читателя автор раскритиковал бы в пух и прах по всем пунктам — и его стремление к борьбе вызывает симпатию. Когда еще встретишь целое поколение идеалистов!

Несмотря на весьма аскетичный образ жизни автора дневника, первая любовь с ним все же случается. Это вполне серьезные юношеские отношения — с письмами и встречами, ради которых Архиреев преодолевает десятки километров пешком. Получив однажды от девушки Таси письмо о разрыве, он переживает вполне понятный и весьма глубокий кризис. Однако то, как Архиреев рассказывает об этом, сильно отличается от иденовских описаний чувств (да и от свойственных большинству из нас):

Мысли так и носились в голове. В ней был настоящий хаос. Попробовал читать, чтоб отвлечься, но ничего не получалось. Ничто в голову не лезло. Решив, что ничего не сделать вечером, лег спать в 10 часов.

Словом, от разбитого сердца пострадали несколько часов дополнительного образования, и чтобы как-то это компенсировать, Архиреев лег спать пораньше. Думается, что Чернышевский был бы доволен своим учеником.

Отношение к любви у Архиреева изменится, и это видно во второй тетради. Вообще две дневниковые тетради имеют иногда противоположные тональности. Насколько «горит» автор в первой, настолько циничен иногда он во второй. Архиреев, в отличие от многих героев юношеских дневников, не особенно «колюч» — он делает лишь точечные выпады в сторону отдельных людей, социальных пороков или самого себя. Лишь в «Воспоминаниях» автор, кажется, обретает наконец устойчивое самоуважение: оглядываясь на прошедшую жизнь, он с чувством собственного достоинства перечисляет испытания, объясняет те или иные решения, повторяет свои «иденовские» планы по самовоспитанию.

Он много читает, но делает это бессистемно: школьная классика вперемешку с вузовскими учебниками и техническими справочниками. Книги для Архиреева — средство приближения к цели. Кажется, что невозможность конкретизировать свое место в светлом коммунистическом будущем — главная драма автора.

В «Воспоминаниях» он пишет о скромном образовании родителей (мать окончила один класс, отец — два). Люди, к которым он питает уважение (например, некоторые учителя) не становятся его наставниками. Простоватые родственники и знакомые — объект его суровой критики. Даже одноклассники в глазах Архиреева не проходят тест на верность идеалам: в мыслимое Архиреевым будущее возьмут не всех. Словом, автор дневника одинок, и, хотя он не проводит время в безделье, не всегда понятно, куда именно он движется.

История Архиреева имела потенциал сказочной, но счастливого финала в ней в не получилось, как, впрочем, и трагического: получилась обычная, в общем, жизнь. Автор дневника не окончит МГУ, не полетит в космос, не проживет всю жизнь с первой любовью, и, скорее всего, не прочтет всех запланированных книг. Оттепельная молодежь мечтала так глобально, что сбыться все это, конечно, не могло. Но историю об этом интересно читать — хотя бы потому, что все мы иногда собираемся построить и перестроить самих себя.

Виктор Архиреев

Из дневников подростков оттепели